Чего же ты ждешь, Текилу с утра Или просто звонка?
Я смеюсь, когда мне очень плохо, чтоб сознание не потерять...
среда, 17 ноября 2010
Чего же ты ждешь, Текилу с утра Или просто звонка?
«Склонные к одиночеству
Скованы безразличием
Мы найдены на дне пропасти
Друг друга позабывшие
Без денег и места жительства
Ограбленные правительством
Отдавшие всё до последнего
Искали себя во времени»
Мы выходим на улицу и так далее,ну и тому подобное,
Вы пытаясь найти то старое,все теряете,
Ну а мы вновь шагаем,по тому старому,даже не думая искать новое.
Мы ценим наше прошлое,таким,каким вы его и не знаете.
Мы идем вновь вперед,мы гордимся тому,что имеем,
Мы не ищем проблем из-за новых людей-фантомов.
Вы живете в Нашем не желанном настоящем,
И позабыли как вы сами строили из себя героев.
Ну а нам оно ведь не нужно,нам и прошлого вполне хватает.
Забирайте все как есть,вы хорошего Нашего прошлого больше и не узнаете.
Скованы безразличием
Мы найдены на дне пропасти
Друг друга позабывшие
Без денег и места жительства
Ограбленные правительством
Отдавшие всё до последнего
Искали себя во времени»
Мы выходим на улицу и так далее,ну и тому подобное,
Вы пытаясь найти то старое,все теряете,
Ну а мы вновь шагаем,по тому старому,даже не думая искать новое.
Мы ценим наше прошлое,таким,каким вы его и не знаете.
Мы идем вновь вперед,мы гордимся тому,что имеем,
Мы не ищем проблем из-за новых людей-фантомов.
Вы живете в Нашем не желанном настоящем,
И позабыли как вы сами строили из себя героев.
Ну а нам оно ведь не нужно,нам и прошлого вполне хватает.
Забирайте все как есть,вы хорошего Нашего прошлого больше и не узнаете.
Чего же ты ждешь, Текилу с утра Или просто звонка?
Вот парни говорят:"У меня на нее встал",ну тп и тд,а у меня вот на Него сердце застучало.Так предательски застучало...Понимаю,что вроде отболело...но сердце(пусть это просто орган)решает..а жаль.
Чего же ты ждешь, Текилу с утра Или просто звонка?
Давайте все так сильно захотим,
Что снег в мгновение растает.
Давайте все над ним же,как птицы полетим,
И наш огонь на снег,Поверьте,так бывает.
Давайте сразу вверх,ни взгляда вниз.
Да так,что своим жаром мы расплавим небо.
И небо нас дождем омоет,и жар потушит наш.Такой его каприз.
Но потом снова снег.да лучше,чтобы все сгорело.
Так ярко,чтобы все-все собрались.
И захотели сильно сильно конца света.
Но главное,чтобы все все решились,
Ведь сложно же хотеть чего так не должно быть.
Что снег в мгновение растает.
Давайте все над ним же,как птицы полетим,
И наш огонь на снег,Поверьте,так бывает.
Давайте сразу вверх,ни взгляда вниз.
Да так,что своим жаром мы расплавим небо.
И небо нас дождем омоет,и жар потушит наш.Такой его каприз.
Но потом снова снег.да лучше,чтобы все сгорело.
Так ярко,чтобы все-все собрались.
И захотели сильно сильно конца света.
Но главное,чтобы все все решились,
Ведь сложно же хотеть чего так не должно быть.
Чего же ты ждешь, Текилу с утра Или просто звонка?
Ее кот лежит на кровати,и все как обычно.
Он глядит в потолок-там качается лампа,
И мурлычет глядЯ-так спокойно и мелодично
И ни для кого его нет,
А хозяин его проиграл,как когда-то Антанта.
А хозяин сегодня погиб,его бросили в мусор,
Жаль...ведь он так хотел жить для кота,
Который сегодня мурлычет и даже не грусен,
И даже не подозревает где же она.
А она умерла.
И как жить ему теперь?Когда ее нет рядом...
Он хоть и кот,но чувствует усталость,
Не будет больше он ее провожать лишь взглядом,
Ему коту,придется жить уж самому.
Почувствует он слабость?
Он глядит в потолок-там качается лампа,
И мурлычет глядЯ-так спокойно и мелодично
И ни для кого его нет,
А хозяин его проиграл,как когда-то Антанта.
А хозяин сегодня погиб,его бросили в мусор,
Жаль...ведь он так хотел жить для кота,
Который сегодня мурлычет и даже не грусен,
И даже не подозревает где же она.
А она умерла.
И как жить ему теперь?Когда ее нет рядом...
Он хоть и кот,но чувствует усталость,
Не будет больше он ее провожать лишь взглядом,
Ему коту,придется жить уж самому.
Почувствует он слабость?
воскресенье, 14 ноября 2010
Чего же ты ждешь, Текилу с утра Или просто звонка?
Закрой глаза и попробуй Ради бога, все не испортить.
Чего же ты ждешь, Текилу с утра Или просто звонка?
Память содержит частицы воспоминаний и умеет их извлекать — никто не знает как и почему — в любой момент.
Помни, что надо быть самим собой, чтобы уметь любить.
Мужчины тоже имеют право плакать, мужчинам тоже знакома печаль.
Заставь мир двигаться, это же твой мир!
Но самая прекрасная вещь, которую дала нам земля, то, что превращает нас в человеческие существа, — это счастье делиться с кем-то. Тот, кто не умеет делиться, — калека, инвалид без чувств.
Искусство жить во многом зависит от нашей способности превозмогать собственное бессилие. Это трудно, потому что бессилие часто порождает страх. Оно сводит на нет наши силы, разум, здравый смысл и открывает дорогу слабости.
Иногда мы бессильны перед судьбой, желаниями или порывами, и это мучительно, часто непереносимо. Такое чувство будет преследовать тебя всю жизнь, иногда забываясь, а иногда превращаясь в наваждение.
Хорошие воспоминания не должны быть мимолётными.
Мама умерла вчера, вчера много лет назад.
Худшая ложь — это ложь самому себе.
Время затягивает раны, хотя и не избавляет нас от шрамов.
Риск любви в том, что любишь, недостатки так же, как и достоинства; они неразделимы.
Есть волшебный банк. И он доступен каждому из нас — это время! Рог изобилия, из которого постоянно текут секунды…
Счастье не трогают потихоньку. Либо отдаёшь, либо получаешь. Я же отдаю, ещё ничего не получив.
Если думаешь, что способен разделить какую-то часть своей жизни на двоих, не уверяй себя и другого, будто можно начать что-то серьёзное, если не готов по-настоящему отдавать.
— Ты всегда прибегаешь к метафорам?
— Часто, некоторые вещи так легче выразить.
Каждодневность — источник взаимопонимания, даже соучастия, и, в отличие от привычек, именно она позволяет нащупать сочетание блеска и банальности, обособленности и близости.
— В твоей жизни было много женщин?
— Когда любят, то не считают!
Он потерял мать рано, а отца ещё раньше. Они дали ему всё лучшее, что в них было, — за то время, которым они располагали. Так сложилась жизнь, в этом были и преимущества, и недостатки.
Прошлое таково, каково оно есть, вот и всё.
Потому что именно пока ты подсчитываешь, прикидываешь все «за» и «против», жизнь проходит мимо.
Только когда даёшь то, чего у тебя самого мало, даёшь по-настоящему.
Все мечты имеют цену.
— Моя мать обучала меня с помощью историй об идеальной любви, а наличие идеалов создаёт серьёзные затруднения…
— Почему?
— Ты ставишь планку слишком высоко.
— Для другого?
— Нет, для себя.
— Почему ты даешь мне все лучшее, что есть в тебе, получая так мало взамен?
— Потому что ты оказалась здесь так быстро и внезапно, потому что ты есть, и один миг с тобой — это уже невероятно много. Вчерашний день уже прошел, завтрашний еще не существует, только сегодняшний имеет значение, только настоящее.
В долгом плавании, что ждёт тебя, никогда не теряй частицы души ребёнка, никогда не забывай свои мечты, они станут двигателем твоего существования, от них будут зависеть вкус и запах каждого твоего утра. Скоро ты узнаешь другую любовь, отличную от той, которую ты испытываешь ко мне; чувства созданы для того, чтобы делиться ими; самые лучшие воспоминания рождаются из мечты, воплощенной вместе. Одиночество — это сад, где душа высыхает; цветы, которые там растут не имеют запаха.
Каждое утро, просыпаясь, мы получаем кредит в размере 86 400 секунд жизни в день, и, когда мы засыпаем вечером, запас исчезает, а что не было прожито за день — пропало. Каждое утро волшебство начинается по новой, нам опять дают кредит в 86 400 секунд. И мы играем по правилу, обойти которое невозможно: банк может закрыть счет в любой момент без предупреждения; жизнь может остановиться в любую секунду. Что мы делаем с нашими ежедневными 86 400 секундами?
Меня слишком долго привлекало то, что полностью противоречило моим мечтам, привлекали антиподы тех, кто мог принести мне радость…
— Я живу в абсолютном одиночестве. Вы не представляете, что это значит — не иметь возможности ни с кем поговорить, быть совершенно прозрачной, не существовать ни в чьей жизни.
— Ты все еще думаешь о ней?
— Случается!
— Часто?
— Немножко утром, немножко днем, немножко вечером, немножко ночью.
Я не принадлежу системе, я всегда боролся против этого. Я вижусь с людьми, которых люблю, хожу туда, куда хочу, читаю книгу, потому что она мне интересна, а не потому, что ее обязательно надо прочесть, и так всю жизнь. Я делаю то, что мне нравится, не задаваясь тысячью вопросов «почему» и «как». А остальное меня не заботит.
Разглядеть счастье, когда оно лежит у твоих ног, иметь смелость и решимость нагнуться, подобрать его, прижать к себе… сохранить. Это разум сердца. Просто разум, без разума сердца — всего лишь логика, и она недорого стоит.
У счастья нет владельца. Иногда нам выпадает шанс взять его в аренду, стать его квартиросъёмщиком. И надо быть очень аккуратным с квартплатой, иначе мигом выставят за дверь.
Все пережить нельзя, важно пережить главное, и это главное у каждого свое.
Море притягивает к себе наш взгляд, а земля — наши ноги.
Я поставила крест на эгоистах, на сложных личностях и на тех, у кого слишком скупое сердце, чтобы дать волю желаниям и надеждам.
То, что я сейчас расскажу вам, непросто представить и невозможно допустить, но если вы согласитесь выслушать мою историю, если вы согласитесь отнестись ко мне с доверием, тогда, может быть, в конце концов, мне удасться все объяснить, а это очень важно, потому что, сами того не зная, вы — единственный человек в мире, с которым я могу поделиться.
Если хочешь понять, что такое год жизни, задай вопрос студенту, который завалил годовой экзамен. Если хочешь понять, что такое месяц, спроси у матери, которая родила недоношенного ребёнка и ждёт, когда его извлекут из инкубационной камеры. Если неделя — спроси человека, который работает на конвейере или в шахте, чтобы прокормить семью. Если день — спроси влюблённых, которые ждут встречи. Если час — спроси у страдающего клаустрафобией человека, который застрял в лифте. Секунда — посмотри на выражение того, кто в тысячную долю мига избежал смерти, или спроси у спортсмена, который только что выиграл серебряную медаль на Олимпийских играх вместо золотой, ради которой тренировался всю жизнь.
Помни, что надо быть самим собой, чтобы уметь любить.
Мужчины тоже имеют право плакать, мужчинам тоже знакома печаль.
Заставь мир двигаться, это же твой мир!
Но самая прекрасная вещь, которую дала нам земля, то, что превращает нас в человеческие существа, — это счастье делиться с кем-то. Тот, кто не умеет делиться, — калека, инвалид без чувств.
Искусство жить во многом зависит от нашей способности превозмогать собственное бессилие. Это трудно, потому что бессилие часто порождает страх. Оно сводит на нет наши силы, разум, здравый смысл и открывает дорогу слабости.
Иногда мы бессильны перед судьбой, желаниями или порывами, и это мучительно, часто непереносимо. Такое чувство будет преследовать тебя всю жизнь, иногда забываясь, а иногда превращаясь в наваждение.
Хорошие воспоминания не должны быть мимолётными.
Мама умерла вчера, вчера много лет назад.
Худшая ложь — это ложь самому себе.
Время затягивает раны, хотя и не избавляет нас от шрамов.
Риск любви в том, что любишь, недостатки так же, как и достоинства; они неразделимы.
Есть волшебный банк. И он доступен каждому из нас — это время! Рог изобилия, из которого постоянно текут секунды…
Счастье не трогают потихоньку. Либо отдаёшь, либо получаешь. Я же отдаю, ещё ничего не получив.
Если думаешь, что способен разделить какую-то часть своей жизни на двоих, не уверяй себя и другого, будто можно начать что-то серьёзное, если не готов по-настоящему отдавать.
— Ты всегда прибегаешь к метафорам?
— Часто, некоторые вещи так легче выразить.
Каждодневность — источник взаимопонимания, даже соучастия, и, в отличие от привычек, именно она позволяет нащупать сочетание блеска и банальности, обособленности и близости.
— В твоей жизни было много женщин?
— Когда любят, то не считают!
Он потерял мать рано, а отца ещё раньше. Они дали ему всё лучшее, что в них было, — за то время, которым они располагали. Так сложилась жизнь, в этом были и преимущества, и недостатки.
Прошлое таково, каково оно есть, вот и всё.
Потому что именно пока ты подсчитываешь, прикидываешь все «за» и «против», жизнь проходит мимо.
Только когда даёшь то, чего у тебя самого мало, даёшь по-настоящему.
Все мечты имеют цену.
— Моя мать обучала меня с помощью историй об идеальной любви, а наличие идеалов создаёт серьёзные затруднения…
— Почему?
— Ты ставишь планку слишком высоко.
— Для другого?
— Нет, для себя.
— Почему ты даешь мне все лучшее, что есть в тебе, получая так мало взамен?
— Потому что ты оказалась здесь так быстро и внезапно, потому что ты есть, и один миг с тобой — это уже невероятно много. Вчерашний день уже прошел, завтрашний еще не существует, только сегодняшний имеет значение, только настоящее.
В долгом плавании, что ждёт тебя, никогда не теряй частицы души ребёнка, никогда не забывай свои мечты, они станут двигателем твоего существования, от них будут зависеть вкус и запах каждого твоего утра. Скоро ты узнаешь другую любовь, отличную от той, которую ты испытываешь ко мне; чувства созданы для того, чтобы делиться ими; самые лучшие воспоминания рождаются из мечты, воплощенной вместе. Одиночество — это сад, где душа высыхает; цветы, которые там растут не имеют запаха.
Каждое утро, просыпаясь, мы получаем кредит в размере 86 400 секунд жизни в день, и, когда мы засыпаем вечером, запас исчезает, а что не было прожито за день — пропало. Каждое утро волшебство начинается по новой, нам опять дают кредит в 86 400 секунд. И мы играем по правилу, обойти которое невозможно: банк может закрыть счет в любой момент без предупреждения; жизнь может остановиться в любую секунду. Что мы делаем с нашими ежедневными 86 400 секундами?
Меня слишком долго привлекало то, что полностью противоречило моим мечтам, привлекали антиподы тех, кто мог принести мне радость…
— Я живу в абсолютном одиночестве. Вы не представляете, что это значит — не иметь возможности ни с кем поговорить, быть совершенно прозрачной, не существовать ни в чьей жизни.
— Ты все еще думаешь о ней?
— Случается!
— Часто?
— Немножко утром, немножко днем, немножко вечером, немножко ночью.
Я не принадлежу системе, я всегда боролся против этого. Я вижусь с людьми, которых люблю, хожу туда, куда хочу, читаю книгу, потому что она мне интересна, а не потому, что ее обязательно надо прочесть, и так всю жизнь. Я делаю то, что мне нравится, не задаваясь тысячью вопросов «почему» и «как». А остальное меня не заботит.
Разглядеть счастье, когда оно лежит у твоих ног, иметь смелость и решимость нагнуться, подобрать его, прижать к себе… сохранить. Это разум сердца. Просто разум, без разума сердца — всего лишь логика, и она недорого стоит.
У счастья нет владельца. Иногда нам выпадает шанс взять его в аренду, стать его квартиросъёмщиком. И надо быть очень аккуратным с квартплатой, иначе мигом выставят за дверь.
Все пережить нельзя, важно пережить главное, и это главное у каждого свое.
Море притягивает к себе наш взгляд, а земля — наши ноги.
Я поставила крест на эгоистах, на сложных личностях и на тех, у кого слишком скупое сердце, чтобы дать волю желаниям и надеждам.
То, что я сейчас расскажу вам, непросто представить и невозможно допустить, но если вы согласитесь выслушать мою историю, если вы согласитесь отнестись ко мне с доверием, тогда, может быть, в конце концов, мне удасться все объяснить, а это очень важно, потому что, сами того не зная, вы — единственный человек в мире, с которым я могу поделиться.
Если хочешь понять, что такое год жизни, задай вопрос студенту, который завалил годовой экзамен. Если хочешь понять, что такое месяц, спроси у матери, которая родила недоношенного ребёнка и ждёт, когда его извлекут из инкубационной камеры. Если неделя — спроси человека, который работает на конвейере или в шахте, чтобы прокормить семью. Если день — спроси влюблённых, которые ждут встречи. Если час — спроси у страдающего клаустрафобией человека, который застрял в лифте. Секунда — посмотри на выражение того, кто в тысячную долю мига избежал смерти, или спроси у спортсмена, который только что выиграл серебряную медаль на Олимпийских играх вместо золотой, ради которой тренировался всю жизнь.
Чего же ты ждешь, Текилу с утра Или просто звонка?
Бывает игра без слов.Бывают слова за двух.
Чего же ты ждешь, Текилу с утра Или просто звонка?
-у тебя есть мечта?о чем же ты мечтаешь?
-хочу с любимым человеком выбраться за город..спать на сеновале..а потом домой пешком..
-хочу с любимым человеком выбраться за город..спать на сеновале..а потом домой пешком..
пятница, 12 ноября 2010
Чего же ты ждешь, Текилу с утра Или просто звонка?
Не стоит мешать людям сходить с ума.
На боль я отвечаю криком и слезами, на подлость — негодованием, на мерзость — отвращением. По-моему, это, собственно, и называется жизнью
В России нет философии, но философствуют все, даже мелюзга.
Книги — это ноты, а беседа — пение.
Обмен веществ! Но какая трусость утешать себя этим суррогатом бессмертия! Бессознательные процессы, происходящие в природе, ниже даже человеческой глупости, так как в глупости есть все-таки сознание и воля, в процессах же ровно ничего. Только трус, у которого больше страха перед смертью, чем достоинства, может утешать себя тем, что тело его будет со временем жить в траве, в камне, в жабе… Видеть свое бессмертие в обмене веществ так же странно, как пророчить блестящую будущность футляру после того, как разбилась и стала негодной дорогая скрипка.
На земле нет ничего такого хорошего, что в своем первоисточнике не имело бы гадости.
… страдания ведут человека к совершенству.
Когда общество ограждает себя от неудобных людей, оно непобедимо.
Падший ангел изменил богу, вероятно, потому, что захотел одиночества, которого не знают ангелы.
Не смешно ли помышлять о справедливости, когда всякое насилие встречается обществом как разумная и целесообразная необходимость, и всякий акт милосердия, например оправдательный приговор, вызывает целый взрыв неудовлетворенного, мстительного чувства?
Нет подлее преступления, как убийство слабых и беззащитных.
Люди, имеющие служебное, деловое отношение к чужому страданию, например судьи, полицейские, врачи, с течением времени, в силу привычки, закаляются до такой степени, что хотели бы, да не могут относиться к своим клиентам иначе, как формально; с этой стороны они ничем не отличаются от мужика, который на задворках режет баранов и телят и не замечает крови.
На боль я отвечаю криком и слезами, на подлость — негодованием, на мерзость — отвращением. По-моему, это, собственно, и называется жизнью
В России нет философии, но философствуют все, даже мелюзга.
Книги — это ноты, а беседа — пение.
Обмен веществ! Но какая трусость утешать себя этим суррогатом бессмертия! Бессознательные процессы, происходящие в природе, ниже даже человеческой глупости, так как в глупости есть все-таки сознание и воля, в процессах же ровно ничего. Только трус, у которого больше страха перед смертью, чем достоинства, может утешать себя тем, что тело его будет со временем жить в траве, в камне, в жабе… Видеть свое бессмертие в обмене веществ так же странно, как пророчить блестящую будущность футляру после того, как разбилась и стала негодной дорогая скрипка.
На земле нет ничего такого хорошего, что в своем первоисточнике не имело бы гадости.
… страдания ведут человека к совершенству.
Когда общество ограждает себя от неудобных людей, оно непобедимо.
Падший ангел изменил богу, вероятно, потому, что захотел одиночества, которого не знают ангелы.
Не смешно ли помышлять о справедливости, когда всякое насилие встречается обществом как разумная и целесообразная необходимость, и всякий акт милосердия, например оправдательный приговор, вызывает целый взрыв неудовлетворенного, мстительного чувства?
Нет подлее преступления, как убийство слабых и беззащитных.
Люди, имеющие служебное, деловое отношение к чужому страданию, например судьи, полицейские, врачи, с течением времени, в силу привычки, закаляются до такой степени, что хотели бы, да не могут относиться к своим клиентам иначе, как формально; с этой стороны они ничем не отличаются от мужика, который на задворках режет баранов и телят и не замечает крови.
Чего же ты ждешь, Текилу с утра Или просто звонка?
Блииин.я одна не справлюсь же..помогите а?Помогите выбраться из этого состояния..я так боюсь..
Чего же ты ждешь, Текилу с утра Или просто звонка?
А за окном(вновь к сожалению)там сыплет снег,
И этот снег уж навсегда,и как-то страшно,
Что вроде бы придется совершить побег,
Чтобы не видеть за окном тот самый снег.Однообразно.
Четыре месяца зима.Опять до весны терпеть?
Ведь этот снег такой же как и той зимой,
И так боюсь,что будет вновь/опять болеть,
Хоть до конца все смылось сентябрьской волной.
И вот опять в мозгу "Скорей бы в осень"
Но вновь смотрю на этот снег и понимаю,
Что вновь по кругу:десять,девять,восемь.
И как мне жить зимой уже предрешено.
И этот снег уж навсегда,и как-то страшно,
Что вроде бы придется совершить побег,
Чтобы не видеть за окном тот самый снег.Однообразно.
Четыре месяца зима.Опять до весны терпеть?
Ведь этот снег такой же как и той зимой,
И так боюсь,что будет вновь/опять болеть,
Хоть до конца все смылось сентябрьской волной.
И вот опять в мозгу "Скорей бы в осень"
Но вновь смотрю на этот снег и понимаю,
Что вновь по кругу:десять,девять,восемь.
И как мне жить зимой уже предрешено.
четверг, 11 ноября 2010
Чего же ты ждешь, Текилу с утра Или просто звонка?
среда, 10 ноября 2010
Чего же ты ждешь, Текилу с утра Или просто звонка?
1. Если бы я был месяцем, я бы был(а)... октябрем..
2. Если бы я был днём недели, я бы был(а)... четвергом
3. Если бы я был временем суток, я бы был(а)... утром..часов в пять утра..
4. Если бы я был планетой, я бы был(а)... Нептун..
5. Если бы я был(а) морским животным, я бы был(а)... дельфином..
6. Если бы я был(а) стороной света, я был(а) бы... востоком..
7. Если бы я был(а) мебелью, я бы был(а)... кроватью..
8. Если бы я был(а) жидкостью, я бы был(а)...кровью
9. Если бы я был(а) деревом, я бы был(а)... березой
10. Если бы я был(а) птицей, я бы был(а)... пингвином
11. Если бы я был(а) цветком, я бы был(а)...лилией..
12. Если бы я был(а) погодой, я бы был(а) ... дождём
13. Если бы я был(а) музыкальным инструментом, я бы был(а)... пианино..
14. Если бы я был(а) животным, я бы был(а) бы... кошкой..
15. Если бы я был(а) цветом, я бы был(а)... черным.
16. Если бы я был(а) звуком, я бы был(а)... смехом..
17. Если бы я был(а) стихией, я бы был(а)... торнадо..
18. Если бы я был(а) песней, я бы был(а)..."больные люди"...
19. Если бы я был(а) городом, я бы был(а)...Берген..
20. Если бы я был(а) вкусом, я бы был(а)... соленым..
21. Если бы я был(а) запахом, я бы был(а)... яблочным..
22. Если бы я был(а) словом, я бы был(а)... счастье..
23. Если бы я был(а) частью тела, я бы был(а)... ушами..
2. Если бы я был днём недели, я бы был(а)... четвергом
3. Если бы я был временем суток, я бы был(а)... утром..часов в пять утра..
4. Если бы я был планетой, я бы был(а)... Нептун..
5. Если бы я был(а) морским животным, я бы был(а)... дельфином..
6. Если бы я был(а) стороной света, я был(а) бы... востоком..
7. Если бы я был(а) мебелью, я бы был(а)... кроватью..
8. Если бы я был(а) жидкостью, я бы был(а)...кровью
9. Если бы я был(а) деревом, я бы был(а)... березой
10. Если бы я был(а) птицей, я бы был(а)... пингвином
11. Если бы я был(а) цветком, я бы был(а)...лилией..
12. Если бы я был(а) погодой, я бы был(а) ... дождём
13. Если бы я был(а) музыкальным инструментом, я бы был(а)... пианино..
14. Если бы я был(а) животным, я бы был(а) бы... кошкой..
15. Если бы я был(а) цветом, я бы был(а)... черным.
16. Если бы я был(а) звуком, я бы был(а)... смехом..
17. Если бы я был(а) стихией, я бы был(а)... торнадо..
18. Если бы я был(а) песней, я бы был(а)..."больные люди"...
19. Если бы я был(а) городом, я бы был(а)...Берген..
20. Если бы я был(а) вкусом, я бы был(а)... соленым..
21. Если бы я был(а) запахом, я бы был(а)... яблочным..
22. Если бы я был(а) словом, я бы был(а)... счастье..
23. Если бы я был(а) частью тела, я бы был(а)... ушами..
Чего же ты ждешь, Текилу с утра Или просто звонка?
А у нас как две недели не вылазим из постели
Поцелуями на теле торопить весну хотели
В самом деле здесь снова сыпет снег
Поцелуями на теле торопить весну хотели
В самом деле здесь снова сыпет снег
Чего же ты ждешь, Текилу с утра Или просто звонка?
блииин...ненавииижу
увезите меня туда где нет снега???...ну пожаалуйста...
увезите меня туда где нет снега???...ну пожаалуйста...
понедельник, 08 ноября 2010
Чего же ты ждешь, Текилу с утра Или просто звонка?
Я думала только о себе, которая захотела уйти, наплевав на всех остальных. Это хорошо сказать: «Я хочу умереть…» А каково другим?
Если бы мне сказали, что у меня голубые глаза, но при этом не дали мне зеркала, то я бы всю жизнь верила, что у меня голубые глаза. Зеркало — это культура, образование, знание себя и других.
"Месье, там, у женщины нет жизни. Многих девушек избивают, плохо с ними обращаются, их душат, жгут, убивают. И для нас, там, это совершенно нормальные вещи. Моя мать хотела отравить меня, чтобы “завершить” дело, начатое мужем моей сестры, и для нее это было в порядке вещей, это составляло часть мира, в котором она жила. Такова обычная жизнь наших женщин. Тебя поколотили — это нормально. Тебя сожгли — это нормально, тебя задушили — это нормально, с тобой плохо обращаются — это нормально. Как говорил мой отец, коровы и бараны ценнее женщин. Если не хочешь умереть,— замолчи, повинуйся, пресмыкайся, выходи замуж девственницей и рожай сыновей. Если бы я не встретила на своем пути мужчину, у меня была бы именно такая жизнь. И мои дети стали бы такими же, как я, а мои внуки — такими же, как мои дети. Если бы я жила там, я стала бы такой же, как моя мать, которая душила собственных детей. И я, возможно, убила бы свою дочь. Дала бы ее сжечь. Сейчас я думаю о том, как это чудовищно! Но если бы я оставалась там, я бы жила по их законам! Когда я была там, в госпитале и медленно умирала, я была уверена, что так и должно быть. Но когда я приехала в Европу, я поняла в возрасте двадцати пяти лет, что есть страны, где не жгут женщин, где девочки так же желанны, как и мальчики. Для меня мир ограничивался моей деревней. Моя деревня была чудесная, это был целый мир, простиравшийся до рынка! За рынком мир уже менялся — там девушки красились, носили короткие юбки и декольтированные платья. Вот они-то не были нормальными. А моя семья была! Мы были чисты, как шерсть ягненка, а те, что жили за рынком, были нечистыми!
Девочки не имели права ходить в школу — а почему? Чтобы не знать о мире. Самое главное на свете — это родители. Что они сказали, то и надо делать. И только от них исходят знание, закон, образование. Вот почему для нас не существовало другой школы. Чтобы мы не ездили на автобусе, чтобы мы не одевались по-другому, чтобы в руке у нас не было портфеля, чтобы нас не учили читать и писать,— это слишком интеллигентно, нехорошо для девушки! Мой брат был единственным среди сестер; одевался так же, как в больших городах, ходил в парикмахерскую, в школу, в кино, свободно выходил из дома. А почему? Только потому, что у него болтается кое-что между ног! Ему повезло, у него два сына, но, в конце концов, это не ему повезло больше всех, а его дочерям. Да, именно им несказанно повезло, что они не родились!"
Если бы мне сказали, что у меня голубые глаза, но при этом не дали мне зеркала, то я бы всю жизнь верила, что у меня голубые глаза. Зеркало — это культура, образование, знание себя и других.
"Месье, там, у женщины нет жизни. Многих девушек избивают, плохо с ними обращаются, их душат, жгут, убивают. И для нас, там, это совершенно нормальные вещи. Моя мать хотела отравить меня, чтобы “завершить” дело, начатое мужем моей сестры, и для нее это было в порядке вещей, это составляло часть мира, в котором она жила. Такова обычная жизнь наших женщин. Тебя поколотили — это нормально. Тебя сожгли — это нормально, тебя задушили — это нормально, с тобой плохо обращаются — это нормально. Как говорил мой отец, коровы и бараны ценнее женщин. Если не хочешь умереть,— замолчи, повинуйся, пресмыкайся, выходи замуж девственницей и рожай сыновей. Если бы я не встретила на своем пути мужчину, у меня была бы именно такая жизнь. И мои дети стали бы такими же, как я, а мои внуки — такими же, как мои дети. Если бы я жила там, я стала бы такой же, как моя мать, которая душила собственных детей. И я, возможно, убила бы свою дочь. Дала бы ее сжечь. Сейчас я думаю о том, как это чудовищно! Но если бы я оставалась там, я бы жила по их законам! Когда я была там, в госпитале и медленно умирала, я была уверена, что так и должно быть. Но когда я приехала в Европу, я поняла в возрасте двадцати пяти лет, что есть страны, где не жгут женщин, где девочки так же желанны, как и мальчики. Для меня мир ограничивался моей деревней. Моя деревня была чудесная, это был целый мир, простиравшийся до рынка! За рынком мир уже менялся — там девушки красились, носили короткие юбки и декольтированные платья. Вот они-то не были нормальными. А моя семья была! Мы были чисты, как шерсть ягненка, а те, что жили за рынком, были нечистыми!
Девочки не имели права ходить в школу — а почему? Чтобы не знать о мире. Самое главное на свете — это родители. Что они сказали, то и надо делать. И только от них исходят знание, закон, образование. Вот почему для нас не существовало другой школы. Чтобы мы не ездили на автобусе, чтобы мы не одевались по-другому, чтобы в руке у нас не было портфеля, чтобы нас не учили читать и писать,— это слишком интеллигентно, нехорошо для девушки! Мой брат был единственным среди сестер; одевался так же, как в больших городах, ходил в парикмахерскую, в школу, в кино, свободно выходил из дома. А почему? Только потому, что у него болтается кое-что между ног! Ему повезло, у него два сына, но, в конце концов, это не ему повезло больше всех, а его дочерям. Да, именно им несказанно повезло, что они не родились!"
Чего же ты ждешь, Текилу с утра Или просто звонка?
У осени есть очень неприятная для меня особенность,она меня запирает в себе,и не выпускает длительное время,в прошлый раз это затянулось больше чем на пол года.Я продолжала жить осенней жизнью,я верила и надеялась,что все то что было осенью вернется,и сейчас похоже наступает похожая ситуация.И я снова буду жить осенью.Но в отличии от прошлой осени,я не хочу возвращения этой осени,я хочу уже следующую.Для меня всегда,ключевыми моментами жизни были именно осенние моменты.И именно осень заново учит меня жить.Но я очень боюсь эту зиму,эту весну,и это лето,где я буду одна.Но все же,самый большой страх вызывает Новый Год,время когда все уезжают из города отдыхать,и не произвольно остаешься один.Наедине с этими хлопьями снега,которые вот вот задушат.Я искренне ненавижу все-то,что любят те,которых я люблю.Не знаю почему,но у меня такой характер.И все-таки,поскорей бы осень.Новая осень.Новая осень 2011.С приходом которой,надеюсь,Что-нибудь да изменится.Очень надеюсь.
суббота, 06 ноября 2010
Чего же ты ждешь, Текилу с утра Или просто звонка?
Но что мне делать, если это любовь
Простить, остаться или уйти
Ну что мне делать, если это любовь
Простить, остаться или уйти
Ну что мне делать, если это любовь
Чего же ты ждешь, Текилу с утра Или просто звонка?
Человек — как роман — до самой последней страницы не знаешь, чем кончится. Иначе не стоило бы и читать.
Уж лучше бы молчала — это было совершенно ни к чему. Вообще эта милая О… как бы сказать… у ней неправильно рассчитана скорость языка, секундная скорость языка должна быть всегда немного меньше секундной скорости мысли, а уже никак не наоборот.
Ближе — прислонившись ко мне плечом — и мы одно, из нее переливается в меня — и я знаю, так нужно. Знаю каждым нервом, каждым волосом, каждым до боли сладким ударом сердца. И такая радость покориться этому «нужно». Вероятно, куску железа так же радостно покориться неизбежному, точному закону — и впиться в магнит. Камню, брошенному вверх, секунду поколебаться — и потом стремглав вниз, наземь. И человеку, после агонии, наконец вздохнуть последний раз — и умереть.
Во мне теперь очень тихо и пусто — как в доме, когда все ушли и лежишь один, больной, и так ясно слышишь отчетливое металлическое постукивание мыслей.
Свобода и преступление так же неразрывно связаны между собой, как… ну, как движение аэро и его скорость: скорость аэро=0, и он не движется; свобода человека=0, и он не совершает преступлений. Это ясно. Единственное средство избавить человека от преступлений — это избавить его от свободы.
— Я ненавижу туман. Я боюсь тумана.
— Значит — любишь. Боишься, потому что это сильнее тебя, ненавидишь — потому что боишься, любишь, потому что не можешь покорить это себе. Ведь только и можно любить непокорное.
И дальше сам с собою: почему красиво? Почему танец красив? Ответ: потому что это н_е_с_в_о б_о_д_н_о_е движение, потому что весь глубокий смысл танца именно в абсолютной, эстетической подчиненности, идеальной несвободе. И если верно, что наши предки отдавались танцу в самые вдохновенные моменты своей жизни (религиозные мистерии, военные парады), то это значит только одно: инстинкт несвободы издревле органически присущ человеку, и мы, в теперешней нашей жизни — только сознательно…
Они могли творить только доведя себя до припадков «вдохновения» – неизвестная форма эпилепсии.
Ну что «если бы»? Что «если бы»? Опять ее старая песня: ребенок.
Вот я — сейчас в ногу со всеми — и всё-таки отдельно от всех. Я ещё весь дрожу от пережитых волнений, как мост, по которому только что прогрохотал древний железный поезд. Я чувствую себя. Но ведь чувствуют себя, сознают свою индивидуальность — только засоренный глаз, нарывающий палец, больной зуб: здоровый глаз, палец, зуб — их будто и нет. Разве не ясно, что личное сознание — это только болезнь.
Вдруг — рука вокруг моей шеи — губами в губы… нет, куда-то ещё глубже, еще страшнее… Клянусь, это было совершенно неожиданно для меня, и, может быть, только потому… Ведь не мог же я — сейчас я это понимаю совершенно отчетливо — не мог же я сам хотеть того, что потом случилось.
Нестерпимо-сладкие губы (я полагаю — это был вкус «ликёра») — и в меня влит глоток жгучего яда — и ещё — и ещё… Я отстегнулся от земли и самостоятельной планетой, неистово вращаясь, понёсся вниз, вниз — по какой-то не вычисленной орбите…
Вчерашний день был для меня той самой бумагой, через которую химики фильтруют свои растворы: все взвешенные частицы, всё лишнее остаётся на этой бумаге. И утром я спустился вниз начисто отдистиллированный, прозрачный.
Я обернулся. Она была в легком, шафранно-желтом, древнего образца платье. Это было в тысячу раз злее, чем если бы она была без всего. Две острые точки — сквозь тонкую ткань, тлеющие розовым — два угля сквозь пепел. Два нежно-круглых колена…
— А какую же ты хочешь последнюю революцию? Последней — нет, революции — бесконечны. Последняя — это для детей: детей бесконечность пугает, а необходимо — чтобы дети спокойно спали по ночам…
Вы, конечно, правы: я — неблагоразумен, я — болен, у меня — душа, я — микроб. Но разве цветение — не болезнь? Разве не больно, когда лопается почка? И не думаете ли вы, что сперматозоид — страшнейший из микробов?
Тем двум в раю – был предоставлен выбор: или счастье без свободы, или свобода без счастья — третьего не дано. Они, олухи, выбрали свободу, и что же: понятно – потом века тосковали об оковах.
Все женщины – губы, одни губы.
Верите ли вы в то, что вы умрете? Да, человек смертен, я – человек: следовательно… Нет, не то: я знаю, что вы это знаете. А я спрашиваю: случалось ли вам поверить в это, поверить окончательно, поверить не умом, а телом, почувствовать, что однажды пальцы, которые держат вот эту самую страницу, — будут желтые, ледяные…
Нет: конечно, не верите – и оттого до сих пор не прыгнули с десятого этажа на мостовую, оттого до сих пор едите, перевертываете страницу, бреетесь, улыбаетесь, пишете…
Нож – самое прочное, самое бессмертное, самое гениальное из всего, созданного человеком. Нож был гильотиной, нож — универсальный способ разрешить все узлы, и по острию ножа идет путь парадоксов – единственно достойный бесстрашного ума путь…
<…> естественный путь от ничтожества к величию: забыть, что ты – грамм и почувствовать себя миллионной долей тонны…
Даже у древних – наиболее взрослые знали: источник права – сила, право – функция от силы.
<…> и математика, и смерть – никогда не ошибаются.
Человек перестал быть диким животным только тогда, когда он построил первую стену. Человек перестал быть диким человеком только тогда, когда мы построили Зеленую Стену, когда мы этой Стеной изолировали свой машинный, совершенный мир – от неразумного, безобразного мира деревьев, птиц, животных…
Я не боюсь этого слова – «ограниченность»: работа высшего, что есть в человеке – рассудка – сводится именно к непрерывному ограничению бесконечности, к раздроблению бесконечности на удобные, легко переваримые порции – дифференциалы. В этом именно божественная красота моей стихии – математики.
Не смешно ли: знать садоводство, куроводство, рыбоводство (у нас есть точные данные, что они знали все это) и не суметь дойти до последней ступени этой логической лестницы: детоводства. Не додуматься до наших Материнской и Отцовской Норм.
Древний Бог – создал древнего, т. е. способного ошибаться человека – и, следовательно, сам ошибся.
Вы найдете, вы будете счастливы, — вы обязаны быть счастливыми, и уже недолго вам ждать.
Праздник — только с нею, только тогда, если она будет рядом, плечом к плечу. А без нее — завтрашнее солнце будет только кружочком из жести, и небо — выкрашенная синим жесть, и сам я…
Улыбка есть нормальное состояние нормального человека.
Я не способен на шутки — во всякую шутку неявной функцией входит ложь.
Но не ясно ли: блаженство и зависть — это числитель и знаменатель дроби, именуемой счастьем.
Мне пришла идея: ведь человек устроен так же дико, как эти вот нелепые «квартиры», человеческие головы непрозрачны, и только крошечные окна внутри — глаза.
Знание, абсолютно уверенное в том, что оно безошибочно, — это вера.
Расскажи что-нибудь детям — все до конца. А они все-таки непременно спросят: «А дальше, а зачем?». Дети — единственно смелые философы.
Вспомните: синий холм, крест, толпа. Одни — вверху, обрызганные кровью, прибивают тело к кресту; другие — внизу, обрызганные слезами, смотрят. Не кажется ли вам, что роль тех, верхних, — самая трудная, самая важная. Да не будь их, разве была бы поставлена вся эта величественная трагедия? Они были освистаны темной толпой: но ведь за это автор трагедии — Бог — должен еще щедрее вознаградить их. А сам христианский, милосерднейший Бог, медленно сжигающий на адском огне всех непокорных — разве Он не палач? И разве сожженных христианами на кострах меньше, чем сожженных христиан? А все-таки — поймите это, все-таки этого Бога веками славили как Бога любви. Абсурд? Нет, наоборот: написанный кровью патент на неискоренимое благоразумие человека.
Уж лучше бы молчала — это было совершенно ни к чему. Вообще эта милая О… как бы сказать… у ней неправильно рассчитана скорость языка, секундная скорость языка должна быть всегда немного меньше секундной скорости мысли, а уже никак не наоборот.
Ближе — прислонившись ко мне плечом — и мы одно, из нее переливается в меня — и я знаю, так нужно. Знаю каждым нервом, каждым волосом, каждым до боли сладким ударом сердца. И такая радость покориться этому «нужно». Вероятно, куску железа так же радостно покориться неизбежному, точному закону — и впиться в магнит. Камню, брошенному вверх, секунду поколебаться — и потом стремглав вниз, наземь. И человеку, после агонии, наконец вздохнуть последний раз — и умереть.
Во мне теперь очень тихо и пусто — как в доме, когда все ушли и лежишь один, больной, и так ясно слышишь отчетливое металлическое постукивание мыслей.
Свобода и преступление так же неразрывно связаны между собой, как… ну, как движение аэро и его скорость: скорость аэро=0, и он не движется; свобода человека=0, и он не совершает преступлений. Это ясно. Единственное средство избавить человека от преступлений — это избавить его от свободы.
— Я ненавижу туман. Я боюсь тумана.
— Значит — любишь. Боишься, потому что это сильнее тебя, ненавидишь — потому что боишься, любишь, потому что не можешь покорить это себе. Ведь только и можно любить непокорное.
И дальше сам с собою: почему красиво? Почему танец красив? Ответ: потому что это н_е_с_в_о б_о_д_н_о_е движение, потому что весь глубокий смысл танца именно в абсолютной, эстетической подчиненности, идеальной несвободе. И если верно, что наши предки отдавались танцу в самые вдохновенные моменты своей жизни (религиозные мистерии, военные парады), то это значит только одно: инстинкт несвободы издревле органически присущ человеку, и мы, в теперешней нашей жизни — только сознательно…
Они могли творить только доведя себя до припадков «вдохновения» – неизвестная форма эпилепсии.
Ну что «если бы»? Что «если бы»? Опять ее старая песня: ребенок.
Вот я — сейчас в ногу со всеми — и всё-таки отдельно от всех. Я ещё весь дрожу от пережитых волнений, как мост, по которому только что прогрохотал древний железный поезд. Я чувствую себя. Но ведь чувствуют себя, сознают свою индивидуальность — только засоренный глаз, нарывающий палец, больной зуб: здоровый глаз, палец, зуб — их будто и нет. Разве не ясно, что личное сознание — это только болезнь.
Вдруг — рука вокруг моей шеи — губами в губы… нет, куда-то ещё глубже, еще страшнее… Клянусь, это было совершенно неожиданно для меня, и, может быть, только потому… Ведь не мог же я — сейчас я это понимаю совершенно отчетливо — не мог же я сам хотеть того, что потом случилось.
Нестерпимо-сладкие губы (я полагаю — это был вкус «ликёра») — и в меня влит глоток жгучего яда — и ещё — и ещё… Я отстегнулся от земли и самостоятельной планетой, неистово вращаясь, понёсся вниз, вниз — по какой-то не вычисленной орбите…
Вчерашний день был для меня той самой бумагой, через которую химики фильтруют свои растворы: все взвешенные частицы, всё лишнее остаётся на этой бумаге. И утром я спустился вниз начисто отдистиллированный, прозрачный.
Я обернулся. Она была в легком, шафранно-желтом, древнего образца платье. Это было в тысячу раз злее, чем если бы она была без всего. Две острые точки — сквозь тонкую ткань, тлеющие розовым — два угля сквозь пепел. Два нежно-круглых колена…
— А какую же ты хочешь последнюю революцию? Последней — нет, революции — бесконечны. Последняя — это для детей: детей бесконечность пугает, а необходимо — чтобы дети спокойно спали по ночам…
Вы, конечно, правы: я — неблагоразумен, я — болен, у меня — душа, я — микроб. Но разве цветение — не болезнь? Разве не больно, когда лопается почка? И не думаете ли вы, что сперматозоид — страшнейший из микробов?
Тем двум в раю – был предоставлен выбор: или счастье без свободы, или свобода без счастья — третьего не дано. Они, олухи, выбрали свободу, и что же: понятно – потом века тосковали об оковах.
Все женщины – губы, одни губы.
Верите ли вы в то, что вы умрете? Да, человек смертен, я – человек: следовательно… Нет, не то: я знаю, что вы это знаете. А я спрашиваю: случалось ли вам поверить в это, поверить окончательно, поверить не умом, а телом, почувствовать, что однажды пальцы, которые держат вот эту самую страницу, — будут желтые, ледяные…
Нет: конечно, не верите – и оттого до сих пор не прыгнули с десятого этажа на мостовую, оттого до сих пор едите, перевертываете страницу, бреетесь, улыбаетесь, пишете…
Нож – самое прочное, самое бессмертное, самое гениальное из всего, созданного человеком. Нож был гильотиной, нож — универсальный способ разрешить все узлы, и по острию ножа идет путь парадоксов – единственно достойный бесстрашного ума путь…
<…> естественный путь от ничтожества к величию: забыть, что ты – грамм и почувствовать себя миллионной долей тонны…
Даже у древних – наиболее взрослые знали: источник права – сила, право – функция от силы.
<…> и математика, и смерть – никогда не ошибаются.
Человек перестал быть диким животным только тогда, когда он построил первую стену. Человек перестал быть диким человеком только тогда, когда мы построили Зеленую Стену, когда мы этой Стеной изолировали свой машинный, совершенный мир – от неразумного, безобразного мира деревьев, птиц, животных…
Я не боюсь этого слова – «ограниченность»: работа высшего, что есть в человеке – рассудка – сводится именно к непрерывному ограничению бесконечности, к раздроблению бесконечности на удобные, легко переваримые порции – дифференциалы. В этом именно божественная красота моей стихии – математики.
Не смешно ли: знать садоводство, куроводство, рыбоводство (у нас есть точные данные, что они знали все это) и не суметь дойти до последней ступени этой логической лестницы: детоводства. Не додуматься до наших Материнской и Отцовской Норм.
Древний Бог – создал древнего, т. е. способного ошибаться человека – и, следовательно, сам ошибся.
Вы найдете, вы будете счастливы, — вы обязаны быть счастливыми, и уже недолго вам ждать.
Праздник — только с нею, только тогда, если она будет рядом, плечом к плечу. А без нее — завтрашнее солнце будет только кружочком из жести, и небо — выкрашенная синим жесть, и сам я…
Улыбка есть нормальное состояние нормального человека.
Я не способен на шутки — во всякую шутку неявной функцией входит ложь.
Но не ясно ли: блаженство и зависть — это числитель и знаменатель дроби, именуемой счастьем.
Мне пришла идея: ведь человек устроен так же дико, как эти вот нелепые «квартиры», человеческие головы непрозрачны, и только крошечные окна внутри — глаза.
Знание, абсолютно уверенное в том, что оно безошибочно, — это вера.
Расскажи что-нибудь детям — все до конца. А они все-таки непременно спросят: «А дальше, а зачем?». Дети — единственно смелые философы.
Вспомните: синий холм, крест, толпа. Одни — вверху, обрызганные кровью, прибивают тело к кресту; другие — внизу, обрызганные слезами, смотрят. Не кажется ли вам, что роль тех, верхних, — самая трудная, самая важная. Да не будь их, разве была бы поставлена вся эта величественная трагедия? Они были освистаны темной толпой: но ведь за это автор трагедии — Бог — должен еще щедрее вознаградить их. А сам христианский, милосерднейший Бог, медленно сжигающий на адском огне всех непокорных — разве Он не палач? И разве сожженных христианами на кострах меньше, чем сожженных христиан? А все-таки — поймите это, все-таки этого Бога веками славили как Бога любви. Абсурд? Нет, наоборот: написанный кровью патент на неискоренимое благоразумие человека.